Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец собрались все приглашенные: Василий Гаврилович с Зинаидой Дмитриевной, Роман с Ирой привели с собой Соню, Варюнька и Колька вкатили коляску с девочкой. Коляску поставили в угол. Соня подошла к ней и, взявшись за край, стала рассматривать спящую с соской во рту девочку.
– Скоро мама и папа тебе купят точно такую сестренку. Хочешь? – спросила у Сони Галя.
Девочка кивнула и снова заглянула в коляску.
Наташа пришла, как и ожидал Иван, с Юрой. Вошла смущенная, родителей стеснялась. Юра был с гитарой. Галя увидела сестру с парнем и скорчила ей рожицу. Наташа в ответ быстро показала язык и отвернулась. Щеки ее алели. Юра увидел, что среди гостей большинство немолодых, и сунул гитару в угол за диван, думая, что сегодня она не понадобится. Для него и Наташи лысоватый Анохин и Маркин с женами были пожилыми людьми. Там же за диваном стоял «дипломат» Анохина.
Увидев, как Юра сует гитару за диван, и заметив там «дипломат», Егоркин вспомнил, что Дима обещал принести ему свои рассказы, подумал, что нужно спросить сейчас, иначе в суете забудешь, и подсел к Анохину с Маркиным. Они разговаривали, сидя на диване за столом.
– Дим, ты принес рассказы?
– Там, – указал Анохин в сторону «дипломата».
Егоркин вытянул его из-за дивана и подал. Анохин достал машинописные листы.
– Что это? – спросил Маркин.
– Так… рассказы…
– Дай-ка, я гляну, – взял он листы и прочитал на одном. – Прощание со сказкой… Твои?
Дима кивнул.
– Дашь почитать?
– Я Ивану принес…
– Может, здесь прочитаешь? Вот этот маленький, семь страниц…
– Да ну, брось… Мы не за этим собрались.
– О чем вы? – спросил Василий Гаврилович, услышав их разговор.
– Дима рассказы написал?
– Сам написал? – удивился Василий Гаврилович.
– Нет, па, ты за него, – засмеялась Галя. – У него уже две книги вышли. Я тебе показывала… – Она принесла из холодильника потные бутылки лимонада, подала ключ Ивану и кивнула на них: открывай.
– Так это вы?! – воскликнул Василий Гаврилович.
– Я, – засмеялся Дима, и все тоже засмеялись.
– Я его прошу сегодня рассказ почитать, а он отказывается, – сказал Маркин.
– Почему… Мы послушаем, – поддержала Зинаида Дмитриевна. Она во все глаза смотрела на Анохина. Завтра на работе она будет рассказывать, что сидела за одним столом с живым писателем.
– Потом видно будет… как вечер сложится, – проговорил Анохин, думая, что выпьют и забудут. Не совсем удобно было читать. Собрались на новоселье, а он со своим рассказом.
Галя, окидывая накрытый стол, с сожалением увидела, что он значительно уступает столу Палубиных, неудобно было перед Ирой и Романом, но где взять тот же сервелат или красную рыбу. Не пойдешь же покупать в ресторан за бешеные деньги. И без того грустно становилось, когда вспоминала, сколько денег ухлопала. Месяц на них жить было бы можно. Но гости хвалили ее угощение. «Посидели бы вы за столом у Палубиных!» – думала Галя.
Жена Анохина попробовала салат, над которым Галя вчера промучилась весь вечер, и воскликнула:
– Ой, какой вкусный!
Получилось у нее это так непосредственно и искренне, словно неожиданно само с языка сорвалось. И все потянулись за салатом. Галя с благодарностью и симпатией посмотрела на Анохину. Она нравилась ей. Простодушная, не жеманная, милая, маленькая женщина.
Соня подбежала к Ире, сидевшей рядом с Романом на диване, и шепнула:
– Мама, она смотрит…
Варюнька услышала, обернулась к коляске, вылезла из-за стола и укатила ее в кухню, сказав:
– Не обращайте внимания, она у нас смирная!
Соню Ира подняла на диван и уложила за своей спиной. Места там было много. Шепнула дочери:
– Полежи, а мы поразговариваем… А потом домой пойдем.
Варюнька вернулась. Гости пили, ели, разговаривали.
– Вы слышали, наверное, – сказал Анохин, – двадцатого на Пушкинской площади фашисты демонстрацию устроили?
– Какие фашисты? – недоуменно уставились на него.
Иван и Юра быстро переглянулись.
– Свои, доморощенные… Сам я не видел. Знакомый журналист рассказывал. Говорит, собрались юнцы на площади. Все коротко остриженные. Построились, и повязки со свастикой на рукавах…
– И что? – ахнула Наташа.
Все перестали есть, слушали Диму. Но эмоциональней всех воспринимала рассказ Наташа. У нее глаза горели точно так, как тогда, на заседании новых интеллигентов.
– И ничего… Они, видно, и сами не знали, что делать… Постояли, и их быстренько увезли…
– Вот сволочи! – качал головой Василий Гаврилович. – Довоспитывались! – Неизвестно кого осуждал он. – Фашисты! Это же надо!.. Головы пооткручивать без промедления.
– С жиру бесятся, – высказалась Зинаида Дмитриевна. – Там, видать, одни детки… не знают, как выщелкнуться…
– Скоро узнаем, кто там был, – сказал Дима.
– Узнаем, – усмехнулся Василий Гаврилович. – Так нам и сказали… Ты напишешь об этом?
– Нет. Это не моя тема. Я о селе, о России пишу.
– Это тоже Россия, – взглянул на него Маркин.
– Да и напишет – не напечатают…
Роман с Ирой сидели молча, ели, поглядывали на говоривших.
– А вы чего такие молчаливые? – обратился к ним Маркин. Он был, как всегда, говорлив, и, как всегда, больше всех над ним смеялась Люся, смеялась, но внимательно следила, чтобы не увлекался водкой, и делала это незаметно.
– Слушаем, – ответил Роман. Ему было неинтересно. Он считал, что у них вечеринка шла куда веселей. А здесь разговоры, разговоры, кому они нужны…
Соня притихла на диване за их спинами, уснула. Не разбудили ее и песни, которые запевал Василий Гаврилович, а женщины подхватывали. Когда напелись, Маркин подмигнул скучавшему Роману.
– Сплясать бы сейчас, а? – и повернулся к Егоркину. – Иван, врубай музыку. Что там у вас в моде? Рок-шейк или негритянский брейк! Давай, ноги свербят!
Иван вскочил из-за стола, поставил пластинку. Проигрыватель Галя привезла из дому.
Неожиданно в танце задорнее всех оказалась жена Анохина. Лицо ее сияло, искрилось. Движения изящные, легкие. Она танцевала с гибкой энергичной Галей. Маркин шутя пытался им подражать. Василий Гаврилович хохотал, глядя на него. Он и Зинаида Дмитриевна тоже топтались. Варюнька поминутно бегала в кухню, смотрела, не проснулась ли дочь? Наташа с Юрой все время напротив друг друга, сдержанно дергались, но чувствовалось, что, будь они в своем кругу, сбацали бы будь здоров. Анохин танцевал однообразно: видно, было непривычное для него это занятие. Ира быстро вернулась на диван. Маркин начал ее вытаскивать, но, узнав, почему нельзя ей прыгать, отстал. Василий Гаврилович и Зинаида Дмитриевна умаялись, устроились рядом с Ирой, смотрели, смеялись над Маркиным. Прокрутили диск с обеих сторон и снова за стол.
– Чего ты гитару спрятал? – крикнул Маркин Юре. – Вытаскивай!
Юра взглянул на Наташу. Она пожала плечами. Юра достал гитару, но что петь – не знал. Свои, молодежные, думал, неудобно здесь.
– Я вновь повстречался с надеждой. Приятная встреча, – запел он. – Она проживает все там же, то я был далече.
Пел неуверенно. Чувствовал, что песня эта не его, слишком юн был, и видел, что понимают это все. Закончил с трудом и замолчал, глянув исподлобья на Наташу. Выручил его Дима, попросил:
– Можно мне…
Анохин пел словно о себе:
Сам себя считаю городским теперь я…
Здесь моя работа, здесь мои друзья!
Но все так же часто снится мне деревня,
Отпустить меня не хочет Родина моя…
– Это ты сам написал? – спросила Люся, когда он кончил.
– Нет, – засмеялся Дима. – Стихов я не пишу.
– А Ваня однажды написал, – выскочила Галя. – Я сама его в стенгазете печатала.
– Не печатала, ты забыла… Ты заметку меня писать заставила.
– Ой, правда!.. Ты о Маркине писал…
– Дим, ты нам обещал рассказ прочитать, – вспомнила Люся.
– Да, – подхватил Маркин. – Не сачкуй. Мы забыли, ты и рад… Иван, доставай!
Анохин вздохнул, отложил гитару. Не хотелось признаваться себе, что приятно это предложение.
6
«Прощание со сказкой»
Рассказ
– Показать тебе Москву? – спросил у меня
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- От Петра I до катастрофы 1917 г. - Ключник Роман - Прочее
- Понять, простить - Мария Метлицкая - Русская современная проза